Мать Мария, Mère Marie

Трагическая ее смерть вне всякого сомнения причисляет ее к категории мучеников, современных святых. Это явно, и об этом не стоит говорить.

Странница

Странничество — одна из древних форм святости. Она стала складываться в период раннего средневековья, когда странники чувствовали желание удаления от бытовой жизни, от всех благ, чтобы стать искателями, может быть, лучше сказать, — носителями Бога в мире. Начиная с XI века у русского человека установился обычай пускаться в путь после того, как он услышал глас Божий, чтобы донести дс других людей Благую весть или чтобы найти духовного наставника. Некоторые из этих богоискателей навсегда связаны с дорогой, по которой они обмениваются своим опытом с другими богоносителями. Это и есть cтранники: русский религиозный тип, просуществовавший до наших дней. Категория этих людей часто определяется на Западе термином «бродяга». Среди странников встречаются не только те, кто ищет святости, но и люди, вынужденные отправиться в путь из-за своего интеллектуального беспокойства и желающие унять свою духовную тревогу.

Одним из таких странников был Сковорода, который, чтобы остаться верным своему идеалу духовной чистоты, отказался от всякого буржуазного комфорта и отправился на поиски с последователями, с которыми он мог говорить о Боге, о мире и о последней истине. Сковорода говорил о себе, что мир его ловил, но ему не удалось его уловить. Про мать Марию И. А. Кривошеин пишет:

«Мать Мария жаждала неудобного, по ее определению, христианства, где не было бы больше никакого комфорта. Единственным подвигоположником был Христос. Он истощил Себя и Его истощение есть единственный пример для нашего пути».

На западе образ русского странника — часть свободы. Душа матери Марии пребывала в лучах свободы. Но в то же время она знала, что свобода должна быть непреклонна в борьбе с всесильным миром обыденности.

Юродивые

Чтобы показать, до какой степени фигуры юродивых были популярны в России, приведем в вольном изложении слова Александры Толстой, дочери Льва Николаевича. В доме ее бабушки странникам, юродивым, дуракам, Божьим людям никогда не отказывалось в приюте. Мария Николаевна любила слушать их незамысловатые рассказы. Принимала их ласково, поила, кормила, даже снабжала деньгами на дальнейший путь.

В России известны некоторые женщины, принадлежащие к категории юродивых. Среди них — Пелагея Ивановна Серебреникова, жившая в XIX в., недалеко от Дивеево. Эта женщина поражала своим благочестивым безумием, исполняла указания только св. старца Серафима, Ее жизнь служит подтверждением теории Елизаветы Бер-Сижель о том, что этот тип святости можно считать знаком переопенки ценностей, возвещающим пришествие царства Бога. К этой категории принадлежит и Ксения Петербургская. Мать Мария кажется мне воплощением слов одного современного ученого: «Юродство выражает отчаяние перед несовершенством жизни, тоску, ослабленность в человеке и попытку прорваться сквозь грешную телесность к сакральной возможности встречи с Богом, открыться Ему в жертвенном самоотвержении».

Старчество

Святой монах — духовный идеал матери Марии — об этом в ее 3-х небольших сборниках, под общим названием: «Жатва духа». Она прославляет святость, безрассудство, мудрость старцев, будучи убежденной, что Бог хочет, чтобы раб Божий шел в мир для успокоения и утешения мирских страданий, для борьбы с человеческими страстями и для молитвы о благой смерти. Таким образом, она утверждает один из основных принципов, характеризующих жизнь старца; другой отличительной чертой, повторяющейся в жизни каждого старца — особый дар, похожий на тот, которым наделены юродивые, дар, позволяющий старцу почувствовать страдания других еще до того, как человек, с которым старец общается, ему об этом говорит. Нет сомнения, что мать Мария чувствовала себя причастной к этому типу святости, о чем свидетельствуют страницы, посвященные старчеству, в статье: «О монашестве».

Хотя она и не заточала себя в духовной пустыни перед принятием монашества, тем не менее прошла через пустыню страданий, которым подвергла ее жизнь, через школу крайнего аскетизма, которая придала ей необычайную духовную силу, сравнимую с силой современного старца в женском обличий. Она была готова отказаться от всего, чтобы поделиться с другими своими духовными завоеваниями. Пример тому — эссе об аскетизме «Аскетика человекообщения». Сочинение это — мистического характера, и чтобы написать его, она удалялась в свою пустынь и пребывала там как затворница, пока работа не была закончена. Она делала это с той же конкретной серьезностью, с которой вершила общественную деятельность, потому что чувствовала себя обязанной оставить свое духовное наследие также и в виде письменных рассуждений.

В литературе о матери Марии до сих пор слишком мало связывалась ее практическая, социальная жизнь с тем, о чем она пишет в своих статьях. Если в будущем удастся связать вместе именно это, личность матери Марии получит, наконец, достойную адекватную оценку.

По свидетельствам, которыми мы располагаем, мать Мария, как и старцы, была наделена редкой проницательностью. Б. П. Плюханов про нее пишет: «Она умела с поразительной проницательностью определить характер человека, даже предсказывала его будущее. Держа собеседника за руку, она вглядывалась в его глаза, и ее определения были искусством психолога, а не опытного хироманта».

Этот особый дар матери Марии получает дальнейшее развитие в те месяцы, которые она провела в лагере, в Равенсбрюке… Стихи, которые определенно можно рассматривать как часть духовной автобиографии матери Марии — своего рода «самопознание» (по Бердяеву), — пронизаны заботой о внутренней жизни ближнего, навеяны сознанием ее материнской ответственности:

Нет, мир с тобой, я говорю, сестра, —
И ты сестру свою сегодня слушай, —
Мы — искры от единого костра,
Мы — воедино слившиеся души.

О ее даре отождествлять себя с другими свидетельствуют и такие стихи, посвященные сближению, в которых она признается:

Вот кружится ничтожной щепкой
Душа в земном кипеньи вод.
Все, все мгновенно, все некрепко,
Река торжественно плывет.

К опустошительной свободе
Глас Господа меня позвал.
Пусть кружат воды в половодье,
Пусть хлещет белопенный вал.

С этого момента она была убеждена, что ее жизнь полностью принадлежит другим, и находила поддержку в духе внутренней свободы. Мать Мария взрастила этот дух в условиях житейских трудностей. Ее духовная свобода проявилась в ее любви к жизни святых, которые она не раз описывала. В соответствии с древней традицией мать Мария составила тексты о почитаемых ею святых для назидательного чтения.

В заключение хочу привести свидетельство А. А. Угримова, заведующего мельницей около Парижа (см. А. И. Солженицын «Невидимки»), где действительно мы встречаемся с обликом матери Марии. Ее необычный вид, немного напоминавший древних юродивых, вызвал подозрение у рабочих. Спустя много лет Угримов воскрешал эту встречу в начале войны, когда она приехала к нему вести переговоры о доставке продуктов для тех, кого она скрывала от немцев у себя на рю де Лурмель:

«От встречи, от беседы с матерью Марией у меня осталось воспоминание чего-то светлого, легкого <…> Я запомнил ее улыбающейся, я бы сказал, духовно радующейся, как человек, нашедший свой настоящий путь к подвигу. Она показалась <…> живым воплощением любви к Богу. На следующий день <…> не обошлось без насмешливых замечаний на счет моей вчерашней посетительницы. Я объяснил, что это русская монахиня; но это объяснение никого не удовлетворило. Наконец, один старик заявил:

«Говорите мне все, что хотите, я никогда не поверю, что эта женщина — я хорошо видел ее большие мужские ботинки, торчавшие у нее из-под сутаны». А после войны я рассказал <…>, кем она была, а старик признался: «А я-то был уверен, что к Вам какой-то переодевшийся мужчина приезжал по делам Сопротивления».

Мать Мария и мать Евдокия

Изображение м. Марии. Доска, масло. К. Кривошеина, Париж, 2000 г.

Юра Скобцов. Лурмель, 1940 г.