Мученичество ХХ века

Отец Борис (Старк) о Матери Марии (Скобцовой)

Борис Георгиевич Старк (1909-1996) был сыном известного морского офицера. С 1925 г. он жил с родителями в эмиграции во Франции, где в 1937 г. был рукоположен в священники.

В 1952 г., вскоре после смерти отца, о. Борис с семьей вернулся на родину. И с 1962 г. до последних дней своих жил в Ярославле.

О. Бориса хорошо знали как в России, так и за ее рубежом. Будучи с 1940 года священником Успенского храма при знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем, о. Борис встречался со многими знаменитыми соотечественниками; иных ему довелось провожать в последний путь. В 1930-е годы о. Борис был близко знаком с матерью Марией, знал ее детей, мать, второго мужа (Скобцова). Он предполагал написать воспоминания о матери Марии, но не успел сделать этого.

Я познакомился с о. Борисом в 1982 году по рекомендации сестры Иоанны (в миру Ю. Н. Рейтлингер). Наши дружеские контакты продолжались почти полтора десятилетия: мы регулярно переписывались, а во время его коротких наездов к родственникам в Ленинград встречались у них в Коломне. Сведения о матери Марии («Мемуары» о. Бориса) смонтированы мною на основании его многочисленных писем из моего архива. Ниже конспективно приводятся фрагменты сведений о. Бориса о матери Марии:

1. Я хорошо знал мать Марию, когда она была еще Е. Ю. Скобцова. Мы познакомились в 1927 г. на V съезде РСХД в Клермоне. Мы тогда часто встречались; она была уже «персона града», а я — мальчишка 18-ти лет. Общались мы и позже, в годы ее монашества. Я часто сотрудничал с ней в деле обслуживания в Париже наших русских туберкулезников, а также посещал Пастырские курсы, основанные ею при объединении «Православное дело».

2. Больше я общался с матерью Марией будучи священником, неоднократно посещал ее дом на ул. Лурмель, 77, где проходили занятия курсов. Заходил к ней и просто побеседовать. Она меня приглашала на кладбище, где была погребена ее младшая дочь, и я служил панихиды на Настенькиной могиле. Служил я по ее приглашению и в церкви в Нуази-ле-Тран, где она устроила дом для престарелых и маленькую церковку. Вообще-то она просила митрополита Евлогия, чтобы он назначил меня священником в храм при первом общежитии на ул. Де-Сакс. Но митрополит назначил другого.

3. Я часто заходил в каморку матери Марии под лестницей на ул. Лурмель, в ее чуланчик (комнатой это назвать было нельзя). Я всегда заставал ее за работой: писанием или вышиванием икон, плащаниц, хоругвий. Мы говорили о людях, о России, по которой оба тосковали. О ее причастности к поэзии я узнал позднее.

4. В своем общежитии мать Мария организовала дешевую столовую для бедных. Как-то раз я ее спросил: «Почему вы в Вашей столовке кормите не бесплатно, а берете один франк?» (в обычной столовой мало-мало приличный обед стоил франков восемь). Она мне ответила:

«Я кормлю за франк, и все довольны: какая мать Мария молодчина, что так выкручивается. Если же я стала бы давать даром, каждый сказал бы: даром кормить невозможно; значит, кто-то дает деньги и, возможно, часть остается в ее кармане. А если я вижу, что человеку и франк не по силам, я ему его дам. Но все же он будет относиться к этому обеду более уважительно».

Ее пугало не то, что ее осудят, а то, что у человека возникнет соблазн и нехорошие мысли.

5. Как-то после пострига она шла по улице в огромных мужских сапогах. К ней подошел один штатский, но по виду отставной военный с розеткой ордена Почетного Легиона в петлице, и спросил: «Матушка, это вас заставляют носить такие ужасные сапоги для умерщвления плоти или для смирения? Дело в том, что моя молодая дочка ушла в монастырь, и мое сердце обливается кровью при мысли, что моя бедная девочка тоже ходит в таких сапогах». Мать Мария засмеялась и сказала: «Дело гораздо проще: у меня просто нет других сапог».

6. У нас есть тенденция представить монашество матери Марии утилитарно, как облегчение для ее собственной деятельности. Но она была монахиня до мозга костей, после довольно пестро прожитой жизни. Ряса для нее была кожей, а не маскхалатом. Для матери Марии любовь к Богу и любовь к людям были неотделимы.

7. На одном из съездов РСХД в 1937 г. присутствовали представительницы из гитлеровской Германии, конечно, ярые нацистки. И тут развернулась горячая дискуссия. На вопрос этих девушек: «Разве Вы не боитесь атеизма и всего того, что с этим связано?», мать Мария ответила: «Не бойся волка, в лес уходящего, а бойся волка, из леса идущего».

8. Во время войны и оккупации Франции митр. Евлогий оставался в Париже, хотя его ближайшее окружение и уговаривало его уехать; и даже автомобиль стоял перед домом, чтобы его увезти. Владыка вспоминал войну 1914 г., когда он, архиепископ Волынский и священноархимандрит Почаевской Лавры, видя наступление немцев, благословил тех монахов, которые боятся, на отъезд. Но остаться — это уже подвиг, а подвиг приказать нельзя. Вот и тут он не мешал священникам, которые стали уезжать при приближении немцев. Но особенно любовно отнесся к тем из нас, кто остался на своем месте и, конечно, сам подал нам пример.

Конечно, митр. Евлогий очень рисковал, так как он свои патриотические настроения не скрывал. К нему было подослано немало провокаторов. Его тревожили и французы, и немцы, но Господь его хранил.

Все знавшие мать Марию, и именитые и безымянные, после ее ареста могли помочь ей только молитвами. Ни Владыка Евлогий, ни о. С. Булгаков, ни Н. А. Бердяев ничего не могли сделать, так как сами ждали решения своей участи, и их заступничество могло бы только ухудшить положение матери Марии.


Дизайн и разработка сайта — Studio Shweb
© Ксения Кривошеина, 2000–2024
Contact : delaroulede-marie@yahoo.com

Мать Мария