Кубань — моя родина
Первыми гостями Анапы, прибывшими на конференцию из Франции (11-15 октября 2000г), были представители рода Пиленко. Своим присутствием и участием они как бы связали воедино историю этой семьи: того, что происходило в Анапе до 1920 года, с тем, что сохранилось в памяти города сегодня.
11 октября 2000 года анапчане встречали в аэропорту Сергея Владимировича Пиленко — троюродного брата матери Марии, а также Даниэль Вернье — урожденную Пиленко, дочь одного из старших братьев Сергея Владимировича (Юрия), и ее супруга Жана Вернье. Встреча была особенно волнующа: отец Сергея Владимировича — Владимир Илларионович Пиленко — был крестным отцом Гайаны, дочери Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой — матери Марии. Гайана родилась 18 октября 1913 г., а Сергей Владимирович 16 октября 1914 г., крестили их обоих в октябре 1914 г. в Свято-Онуфриевской церкви. В ходе конференции Сергей Владимирович открывал для себя Анапу, вспоминал эпизоды из рассказов родителей, пел хорошо запомнившиеся казачьи песни. Протокольная запись этих встреч включает также материалы его воспоминаний, опубликованные ранее в газете «Анапа» под названием «Кубань — моя родина». В них события 80-летней давности…
Я думаю о прошлом, и я думаю о будущем. Я увидел, что Анапа — прекрасный город. Я его не помню: мне, было, пять лет, когда мы уехали. Я думал, что он совершенно другой. Признаюсь, я боялся встречи с ним. А он оказался намного красивей и более живой, чем я себе представлял. Мы часто вспоминали Анапу. Мои родные сначала думали вернуться в Россию, как все русские, по потом это оказалось невозможно.
Благодарю, всех тех людей, которые писали и пишут о матери Марии. Их много. У меня есть книги, масса открыток из журналов всего мира, из всех стран.
Я благодарю всех тех, кто ее не забыл. Мне говорили, что еще несколько лет тому назад в Анапе жили люди, которые знали ее. Когда я говорю с людьми, о матери Марии, которых никогда не видел и которые меня не знали, меня поражают их лица и то, что они говорят и как они говорят о матери Марии. Она была Городским головой города Анапы. В самые тяжелые времена, когда никто не хотел брать на себя ответственность. И она эту работу взяла на себя…
Я благодарен всем, кто помог мне выбраться в Анапу. Это было не просто. (Далее Сергей Владимирович не смог говорить, так как волнение перехватило его дыхание.)
Воспоминания о детских годах
В октябре текущего года мне «стукнет» 87 лет. Многовато! Но кажется, что они промелькнули, как один миг. Я пережил немало всевозможных, зачастую необыкновенных, событий; порой моя жизненная дорога шла по самому краю пропасти. Но Бог оберегал меня. Многое уже забылось с годами, по детские годы па родине запомнились крепко и навсегда. Конечно, не все из раннего детства сохранилось в моей личной памяти; кое-что я узнал позднее из рассказов родителей.
Родился я 16 октября 1914 года в Анапе. Мама говорила потом, что я появился на свет, как «принц», под пушечный «салют». Оказалось, что именно в тот день турецкие войска обстреливали Новороссийск.
Раннее мое детство было светлым, оно прошло в Анапе, в «Джемете» и в расположенном неподалеку нашем имении Курганы. Если не ошибаюсь, пана купил Курганы в начале 1910-х годов. Он предполагал позже передать их моему брату Юрию, который с юных лет любил природу, землю и животных. После окончания анапской средней школы Юрий заявил папе, что он хочет стать агрономом и создать в Анапском районе современную образцовую ферму. Папа одобрил планы сына и купил Курганы именно с этой целью. Курганы располагались в красивой местности, в окружении казачьих станиц. В ожидании, пока Юрий станет агрономом, за имением сначала наблюдал сам папа, а позже он назначил туда управляющим Виктора Мороза.
Еще будучи молодым, Мороз служил в казачьих войсках под началом генерала Д. В. Пиленко. Дмитрий Васильевич заметил интерес молодого казака к сельскому хозяйству и дал ему возможность повысить свои знания путем стажировки в крупных имениях, в том числе и у немецких колонистов.
Я помню нашего управляющего Мороза уже стариком с большой белоснежной бородой. Это был силач-великан ростом более двух метров. Мороз все успевал, и все замечал в хозяйстве, в том числе внимательно следил за девушками-работницами, защищая их от частых «набегов» молодых казаков из соседних станиц.
Мне, было, пять лет, когда мама в первый раз привезла, меня в Курганы и «представила» Морозу. Я впервые увидел такого высокого человека и слегка оробел. В это время кто-то проводил мимо нас коня. Мороз остановил его, взял меня одной рукой за шиворот и посадил в седло. Мама страшно испугалась, а я — еще больше, но все же успел схватиться за гриву и не упал. А Мороз сказал маме: «Людмила Васильевна, не бойтесь, у Вашего сына запорожская кровь, он удержится в седле».
Жизнь Мороза оборвалась трагически. Он был заядлым охотником, а в 1919 г. порох не продавался. Кто-то сказал ему, что ребята, играя на анапском пляже, нашли неразорвавшийся снаряд. Разрядить его никто не решался. Мороз надумал «развинтить» па-ходку, чтобы добыть себе пороху. Снаряд взорвался, и от Мороза ничего не осталось. Все мы любили и уважали старика Мороза, он был почти членом нашей семьи. На панихиде было много пароду. Я не помню, были ли у Мороза дети. Может быть, кто-то из его потомков дожил до наших дней?
В общем, я рос обыкновенным «барчонком», у которого даже была гувернантка (няня); видимо, меня ждало обычное для нашего круга будущее. Гражданскую войну, как войну и сражения, я, конечно, не помню. Но вот в марте 1920 г. Красная Армия «освободила» Анапу от белых. Произошел очередной «переворот», смена власти.
В городе мы жили тогда на центральной — Черноморской — улице. Там папа построил дом со всеми современными удобствами; была далее ванна для прислуги, за которую он получил упреки от некоторых из своих друзей — тогда это было не принято. Семья наша состояла из родителей, двух моих братьев (Юрия и, Бориса) и меня. У папы был тихий бас, у Юры — баритон, у Бориса — тенор, ну а у меня что-то вроде детского сопрано. Частенько наш семейный «квартет» собирался в гостиной, и мы пели казачьи песни, которые мы очень любили. Я до сих пор помню многие из них.
Еще один мой брат — Владимир — учился в Петербургском университете. Октябрьскую революцию он пережил в Москве, будучи отрезанным, от семьи. Мы о нем ничего не знали и считали, что он погиб еще в 1918 г. Он же лишь в 1926 г. узнал наш французский адрес. Благодаря помощи проф. А. А. Пиленко и его друга — польского министра графа А. Замойского, Владимир в 1927 г. нелегально выехал с женой из СССР в Польшу, а затем и во Францию.
Попутно я хочу сказать несколько слов о брате Юрии. Он получил свое имя в честь крестного отца — Юрия Дмитриевича Пиленко (отца матери Марии). Юрий был компаньоном детских игр своего кузена Мити Пиленко (брата матери Марии), его мать С.:Б. Пиленко очень любила своего племянника. Они поддерживали родственную связь и во Франции до смерти Софьи Борисовны в 1962 г.
Большим другом пашей семьи был анапский доктор В. А. Будзинский. Это был замечательный врач и талантливый организатор (администратор). И еще: Будзинский был моим крестным отцом, часто баловал меня, угощал сладостями. Я его очень любил и звал Додо (от слова «доктор»), Помню его, как живого, до сих пор.
Еще в 1919 г. папа встречался с одним из своих знакомых, директором одесского банка «Лионский кредит». Этот банкир настойчиво предлагал папе перевести любую денежную сумму во Францию. Тогда это было еще возможно. Папа поблагодарил его, но ответил: «Только крысы бегут с тонущих кораблей. Я уеду из России лишь в случае, если мне будет угрожать гибель. А наши капиталы нужны здесь, нашему правительству». «Пророчество» папы сбылось: вскоре после этого он был вынужден покинуть Россию, как говорится, без копейки.
После мартовского (1920г.) «переворота» в Анапе всем стало ясно, что советская власть победила окончательно. В один из весенних вечеров 1920 г. мои родители решили собрать у нас в доме своих друзей на товарищеский ужин. Всем хотелось, чтобы вечер был «блестящим», «светским», поэтому в приглашениях специально оговаривалось, чтобы гости были одеты во фраки и вечерние платья. Тогда у нас собралась вся анапская интеллигенция. На вечер был заказан струнный квартет, который должен был во время ужина играть пьяниссимо сочинения Моцарта, Шуберта и Бетховена. Мама, шутя, сказала папе: «Надеюсь, что наш вечер не постигнет судьба „Титаника“ и он не закончится катастрофой». Увы, ее надежды не оправдались.
Вечер начался весело. Как вдруг раздался стук прикладов в парадную дверь. Горничная крикнула: «Красные!» Всем стало сразу ясно, что это значит. Папа, как был во фраке, а братья в студенческих мундирах выпрыгнули в окно с противоположной стороны дома. Они бежали, не успев ничего захватить с собой из вещей и документов. Позже кое-что (очень мало) спасла мама. Так в 1920г. папа навсегда покинул родину. Охотничьими тропами добрались они втроем до лиманов, где нашли лодку-плоскодонку и через камыши вышли к морю.
Когда дверь в доме была взломана, и «красные» ворвались в столовую, то оказалось, что это вовсе не красноармейцы, а местная милиция (может быть, чекисты). Их начальник грубо спросил: «Где твой Пиленко?» Мама спокойно ответила, что его нет дома, и она не знает, где он. И тут она узнала предводителя разбойников: это был один из се бывших воспитанников и протеже. Глядя ему в глаза, мама с иронической улыбкой сказала: «А я подумала, что вы пришли публично поблагодарить меня за все то, что я сделала для вашей семьи и для вашего образования…» Тот пришел в ярость и хамски закричал: «Замолчи!… Я еще заставлю тебя плясать, казачка». Своей шайке «атаман» приказал провести тщательный обыск в доме. Папу, конечно, не нашли. Рассвирепевший начальник пообещал маме разыскать папу и повесить его собственными руками. Тут же многие присутствующие были арестованы, и в том числе доктор Будзинский и мама, как заложница за папу. В ту же ночь арестованных отправили в анапскую тюрьму, я в то время был в Курганах с няней. Волею судьбы мне, пятилетнему мальчику, суждено было стать одним из многих беспризорников, появившихся тогда в советском, «раю». Гувернантка от меня сбежала, а курганские казаки побоялись дать мне убежище, чтобы не скомпрометировать себя перед повой властью контактом с Пиленчонком.
Экскурсия по памятным и историческим местам города
Мы подъехали к школе № 1 и подошли к 2-этажному зданию, где некогда жила семья Пиленко Владимира Илларионовича.
— Узнаете?
Первая и неподдельно искренняя реакция Сергея Владимировича удивила:
— Ну откуда я могу знать. этот дом?
— Так это ваш дом! .
— Наш?.. Может быть, но я не узнаю, ведь мне было пять лет…
Наступило замешательство. Кто-то что-то пытался гостю рассказать, по он стоял молча и отрешенно.
— У нас был большой сад… А тут…
Хором и почти радостно:
-И здесь был сад, его вырубили.
Сергей Владимирович нерешительно:
— Но наш дом был выше.
— Конечно выше, сколько времени прошло! Вот культурный слой и нарос.
— Да… у нас были другие двери. Широкие, парадные.
— И здесь были другие, но они уже давно снесены, и вот, поставили эти.
— Подождите, подождите. У окон должна быть труба. По ней спускался отец с братьями со второго этажа.
И Сергей Владимирович буквально побежал вокруг дома.
— Есть, я узнаю! Вот эта труба! И окно узнаю!
Была уже совсем осень. К родителям пришли гости. Мама была в парадном платье, вдруг вбежала горничная и с испугом: «Красноармейцы у входа!» Папа с братьями бросились к окну, по трубе спустились вниз и, согнувшись, побежали к морю. Днем прятались в лиманах, а потом наняли какую-то лодку и уплыли в Новороссийск. Маму арестовали… Я остался на руках у гувернантки, но она тоже сбежала из Анапы. И несколько дней местные мальчишки скрывали меня. Маму вскоре освободил и… И мы перебрались в Петроград… …А что сейчас в этом доме?
— Школа.
— Школа? Это хорошо. Мама моя много делала для школ, она и приютом заведовала.
(Людмила Васильевна — мама Сергея, урожденная Фурсенко, была заметной личностью, работала морским экспертом.)
Воспоминания о детских годах (продолжение)
Итак, папа и братья мои были «в бегах», мама и Додо в тюрьме в ожидании смерти. А я воспринимал это свое новое положение чем-то вроде игры, только серьезной. Наша «бригада» состояла из пяти мальчишек. Старшему пастуху Петьке было 13 лет, остальным — по 7-8 лет, а я был самым младшим, и на меня смотрели с презрением. Между прочим, еще и потому, что я не все понимал по-украински, а главное, — не умел свистеть на пальцах. Пастух, не умеющий свистеть, — это не пастух!
В первое время нам удавалось добывать в станицах скудную пищу: черный хлеб и изредка кусок колбасы. Но это происходило все реже и реже: хлеба и в станицах тогда было мало. Петька был вынул/еден иногда спускаться до станичных окраин и приносить ворованные арбузы. Я хорошо помню, как Петька раздавал нам куски макухи, которая в большом количестве хранилась в сарае-овчарне.
И тут произошло поистине чудо! В Анапу с какой-то инспекцией приехал Нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Когда-то он учился в медицинском институте вместе с Будзинским, они были друзьями. Узнав, что доктор и моя мама в тюрьме, Семашко добился их немедленного освобождения. А на мои поиски в горы были посланы красноармейцы. Меня, конечно, нашли.
В. А. Будзинский с 1920 г. стал работать в Краснодаре в управлении курортов Кубани и Черного моря. Тогда. же, в 1920 г., и мы с мамой покинули родной дом в Анапе. Благодаря заступничеству Семашко, нам удалось переехать в Петроград, где меня устроили па учебу в 13 школу. Это было престижное учебное заведение, ученики его были в основном детьми тогдашней «номенклатуры». В прошлом же это была знаменитая 3 гимназия, которую в разное время окончили: В. Я. Стоюнин, Н. Чистович, Д. Писарев, Д. Мережковский, С. Маршак… Как раз в тот короткий период, когда я там учился, отмечалось 100-летие гимназии-школы. Все учителя и ученики, в том числе и я, получили памятные серебряные жетоны в виде щита. Обучение в школе было очень хорошим. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю тех своих учителей. И если я еще окончательно не забыл родной язык, то в этом их большая заслуга. В школе меня приняли в пионеры. Я носил красный галстук и вместе с другими ребятами пел: «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…» Я и сейчас считаю, что эти слова имели ко мне прямое отношение: ведь я — выходец из народа, кубанский казак. И семья наша была поистине трудовой; среди нас не было тунеядцев и эксплуататоров. О том, как работали и что сделали для родного города мои родители, анапчане, кажется, знают. Я хочу только напомнить, что у папы было несколько российских и зарубежных патентов на изобретения, оп был неравнодушен к техническим новинкам!
В результате, отец с братьями добрались до Туниса. Там на шахте какое-то время работали. Было очень трудно… Арабы не очень хотели работать… Папа уставал. Пришлось ему домашними делами заниматься. Потом они перебрались во Францию, работали на виноградниках под Лионом. Ну а там и мы приехали. Мама в одной из газет прочитала папино объявление. Мы списались и, наконец, соединились.
С гостями конференции Сергей Владимирович поделился рассказами о своей жизни во Франции и о тех немногих встречах с матерью Марией в Лионе, куда она приезжала по делам Русского студенческого христианского движения (РСХД). Встречи были мимолетными. Мать Мария всегда появлялась в их доме неожиданно и мимоходом, вечно спешила. У него в памяти остался образ крупной и энергичной женщины. «Она была большая во всем.»
Рассказ записан З. Н. Лемякиной и Л. И. Агеевой. Анапа, Санкт-Петербург, Париж
Ангелы трубящие
Ангел с кадилом
Икона Пр. Марии Египетской
