«Бродячая Собака»
«Бродячая Собака» — Площадь Искусств (Михайловская пл.), 5
Эмблема петербургского кафе, 1912 г. Рисунок М. Добужинского.
А пока Елизавета Юрьевна по-прежнему посещает Религиозно-философское общество (пер. Гривцова (Демидов пер.), 10) литературные собрания в журнале «Аполлон» (наб. р. Мойки, 24), вместе с мужем они частые гости у С. Городецкого (наб. р. Фонтанки, 143), у Софьи Борисовны (ул. Малая Московская, 5; с 1912 г. — Манежный пер., 2), в доме Гумилева (в Царском Селе), где проходят заседания «Цеха поэтов». Ночами пропадают то на «Башне», то в кафе «Бродячая собака», открывшемся в ночь под новый 1912 год, где собираются поэты, художники, актеры, музыканты. Здесь читают лекции, стихи, много спорят, пьют вино. Завсегдатаями кафе становятся А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам, Георгий Иванов, М. Кузмин, В. Пяст, Ал. Толстой, М. Добужинский, Б. Пронин, С. Судейкин… Часто встречи начинаются с гимна:
На дворе второй подвал,
Там приют собачий.
Всякий, кто сюда попал, —
Просто пес бродячий.-
Но в том гордость, но в том честь,
Чтоб в подвал залезть…
На дворе трещит мороз
Отогрел в подвале нос.
Специфика «Бродячей собаки» — в особой атмосфере независимого творчества, импровизации, игровом поведении, розыгрышах, участиях в спонтанно возникающих театральных ситуациях.
В имении Гумилевых Слепневе. 1912 г.
В центре - Анна Ахматова, слева от нее - Мария Кузьмина-Караваева, справа - Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева и художник Дмитрий Дмитриевич Бушен
Но вся эта петербургская жизнь — ночные бдения, праздные, как ей казалось, разговоры, встречи, стихи, лекции — это все не то, несерьезно, бездеятельно. Она явственно начинает осознавать, что душа ее попала в капкан «безответственных слов», что они — смертельный яд, они — оскорбление, от них надо бежать, освобождаться. Что жизнь, которую она ведет, мертва и все вокруг мертво — и город, и вся страна: «Россия — немая и мертвая. Петербург, оторванный от нее — как бы оторванный от берега, безумным кораблем мчался в туманы и гибель. Он умирал от отсутствия подлинности, от отсутствия возможности просто говорить, просто жить. <…> черная петербургская ночь. Удушье. Тоска не в ожидании рассвета, а тоска от убеждения, что никакого рассвета никогда больше нее будет».
Вот в таком настроении, в такой духовной подавленности она встретит однажды Блока и скажет ему, что хочет уехать. Он только и ответил: «Да, да, пора. Потом уже не сможете. Надо спешить».
Ранней весной 1913 года Елизавета Юрьевна бежала из Петербурга. От мужа, с которым уже практически разошлась, возлюбленного, от которого ждала ребенка, друзей, от Блока.
