О поэзии м. Марии (Скобцовой)
Тамара Антоновна Величковская (по мужу ЖАБА) 1908-1990.
Прозаик, литературный критик, поэт и журналист. После 1920 г. жила в Сербии, затем в Лионе, с 1945 в Париже.
Член парижского Союза писателей и журналистов. Похоронена в Сен-Женевьев де Буа.
Произведения матери Марии (в миру Елизаветы Юрьевны Скобцовой) занимают в русской поэзии особое место. Это стихи человека с юных лет посвятившего себя служению Богу, своим ближним и борьбе за правду-истину. Но то что мать Мария так хорошо назвала «жатвой духа» проявляется с особой силой в более поздних стихах, хотя автору никогда не хватало времени их отделывать, дводить до совершенста форму и стиль. Г. А. Раевский всегда пенял ей на это, но мать Мария только отмахивалась, говоря, что «…есть дела поважнее». Как то принято считать, что у каждого христианского поэта есть три главные темы: жизнь, смерть и Бог. Мать Мария была поэтом одной темы, которая прошла через всю её жизнь. Эта тема Бог. Всё остальное в неё включалось. Если у поэтов их жизнь — творческая и человеческая — проходят паралельно, переплетаясь, но не всегда смешиваясь, то у м. Марии они соединились в одно. За каждым поэтическим словом следовал аналогичный поступок, и встреча с Богом у неё шла через людей. Твёрдо помнила она слова Христа: «Был странником и не приняли Меня, был наг и не одели Меня, болен и в темнице, и не посетили Меня… Истинно говорю вам, так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне».
И м. Мария пишет:
Пусть отдам мою душу я каждому,
Тот кто голоден, пусть будет сыт,
Наг — одет, и напьётся пусть жаждущий,
Пусть услышит неслышащий весть!
Её строки не расходились с делами: она посещала больных, неимущих, потдерживала потерявших веру от отчаяния, брала на поруки душевно больных. Будучи эмигранткой, столь же живя в бедности, у неё нашлись силы организовать приют для одиноких женщин и бесплатную столовую.
Влекутся земные дела,
Влекутся к нездешнему свету.
Обращаясь к Богу она говорила:
Но Ты и тут мои дороги сузил:
«Иди, живи средь нищих и бродяг»,
Себя и их, меня и мир сопряг
В неразрубаемый единый узел.
По мере сил, большим, глубоким душам, Бог посылает большие испытания. И у матери Марии их было в преизбытке. Как она их переносила, знает лишь Господь и она сама. Она стремилась к смирению, помнила, что все за всех ответственны, что если бы наш мир был более просветлённым, то и эти души вышли бы из сумеречного пребывания:
Братья, братья, разбойники, пьяницы,
Что же будет с надеждою вашею?
Что же с вашими душами станется
Пред священной Господнею чашею?
Как придём мы к Нему неумытые?
Как приступим с дошой вороватою?
С гнойной язвой и раной открытою,
Все блудницы, разбойники, мытари,
За последней и вечной расплатою…
Как пишет м. Мария, её сердце «исходило кровью о каждом беспризорном Ваньке». Им она посвящала свои стихи, за них она молилась:
Подвёл ко мне, сказал: усынови
Вот этих — каждого в его заботе.
Пусть будут жить они в твоей крови,
Кость от костей твоих и плоть от плоти.
Для каждого из страждущих у неё находилось место в сердце. Наверное, каждый из нас встречал на своём пути отверженных, и почти каждый спрашивал мысленно себя «смогу ли я взять этого человека к себе домой, дать ему приют, отмыть, накормить и оставить жить рядом?» И, наверняка, большинство из нас, не могут решиться на столь ответственное действие. Можно ли считать это слабостью с нашей стороны, малой верой в Бога или чёрствостью душевной? Ответов много, но ещё больше с нашей стороны оправданий.
Пронзила великая жалость
Мою истомлённую плоть.
Все мы — ничтожность и малость
Пред Славой Твоею, Господь.
Мне голос ответил: «Трущобы —
Людского безумья печать
Великой любовью попробуй
До славы небесной поднять».
После гибели в августе 1936 года в СССР её старшей дочери Гаяны, м. Мария всё чаще пишет о смерти, о невыносимой доле несения «своего креста», она молит Господа о ниспослании ей сил…
Не слепи меня, Боже, светом,
Не терзай меня, Боже, страданьем.
Прикоснулась я этим летом
К тайникам Твоего мирозданья
Средь зелёных дождливых мест
Вдруг с небес уронил Ты крест!
Принимаю с Твоею же силой,
И кричу через силу: Осанна!
Есть бескрестная в мире могила
Над могилою надпись: Гаяна.
Под землёй моя милая дочь
Над землёй осиянная ночь.
Тяжелы Твои светлые длани,
Твою правду с трудом принимаю,
Крылья дай отошедшей Гаяне,
Чтоб лететь ей к небесному раю.
Мне же дай моё сердце смирять,
Чтоб Тебя и весь мир Твой принять.
Никогда не проявляется с такой силой как в годы лихолетий и потерь мера человеческой души. Именно тогда обнаруживаются пределы её взлётов и падений, жертвенность и измена. Так было и во время последней войны. Она нераздумывая встала на путь Сопротивления, укрывала пленных, евреев, всем помогала с документами, всем давала кров. Она была не одна, ей активно помогали дузья по общему «Православному делу»…
О Господи, я не отдам врагу
Не только человека, даже камня.
О Имени Твоем я все могу,
О Имени Твоем и смерть легка мне…
Когда в 1942 году мать Марию спросили, что она ответит немцам, если к ней придут и спросят «нет ли у неё в доме евреев — она сказала: «Отвечу — Да, есть! И покажу им Образ Божией Матери с Младенцем»:
Два треугольника — звезда,
Щит праотца — царя Давида,
Избрание, а не обида,
Великий дар, а не беда.
Израиль, ты опять гоним…
Но что людская воля злая,
Когда тебе в грозе Синая
Вновь отвечает Элогим!
Пускай же те на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать.
В феврале 1943 года гестапо пришло в церковь матери Марии, в тот день она была в отъезде, посещала больных за городом. Гестапо произвело обыск и арестовало отца Дмитрия Клепинина и Юрия Скобцова (сына м. Марии), при этом уточнили, что «если за ним придёт мать, то его отпустят». На следующий день, она не колеблясь отправилась за ним, где её тут-же арестовали.
Зову, зову я пахаря от плуга,
И от возлюбленных — земных невест,
Зову поднять тяжёлый крест,
Забыть отца и мать, и друга.
И знаю я: рыбак оставит сети
На желтых берегах своей реки,
Все в путь пойдут — калеки, старики
И женщины и дети…
Многие поэты были прорецателями, более того, Пушкин знал о своей гениальности, Лермонтов писал о будущем России и о своей неминуемой смерти в молодости и… о революционном путче 1917 года:
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт,
Забудет чернь к ним прежнюю любовь
И пищей многих будет смерть и кровь,
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защит закон…
Предвидел и Блок страшные испытания для России. Между 1910 и 1914 он писал:
И век последний ужасней всех
Увидим и вы и я…
Будьте ж довольны жизнью своей
Тише воды, ниже травы!
О, если бы знали, дети, вы
Холод и мрак грядущих дней!
Во многих строках у м. Марии есть пророческие строки о своей кончине. Она пишет не раз о «крестном пути священного Креста» и о «взовьёт пылающие красные архангел крылья над тобой» или «Ты, триединое пламя взметёшь огневидные струи, крещеньем огонь испытует». С ранней юности, когда ещё ничего, как будто не предвещало, мать Мария предчувствовала свою «огненную смерть»:
Вы слышите, друзья мои и братья,
Моя душа, она сгорит…
Как скупы в этом мире измеренья,
Лишь три!
Куда же ветер крыльев дует?
Четвёртое пронзает всё — горенье!
И надо всей мне, до конца сгореть.
Ещё в июле 1938 года, до войны, до своего ареста и смерти она пророчила:
От хвороста тянет дымок,
Огонь показался у ног
И громче напев погребальный.
Но мгла не мертва, не пуста,
И в ней начертанье креста —
Конец мой — конец огнепальный!
В 1949 г. Обществом Друзей матери Марии вышел сборник стихов «Томов премногих тяжелей». Его нельзя читать без волнения. Вот стихи написанные ею перед самым постригом в 1932 г.:
Я оставлю плату, труд и торг,
Я принимаю крылья и восторг.
Я говорю торжественно:
«Во имя, Во имя крестное,
Во имя крестных уз,
Во имя крестной муки, Иисус,
Я делаю все дни мои — Твоими».
На всём её пути было много испытаний, сомнений и слабостей, часто ей казалось, что «весь мир молчит как мёртвый камень». Сколько раз она встречала сопротивление, непонимание и осуждение окружающих!
Парижские приму я Соловки,
Прообраз будущей полярной ночи,
Надменных укорителей кивки,
Гнушенье, сухость, мертвость и плевки —
Здесь на свободе о тюрьме пророчат…
О Боже, сжалься над Твоею дщерью!
Не дай над сердцем власти маловерью
Ты мне велел: не думая иду.
И будет мне по слову и по вере
В конце пути такой спокойный берег
И отдых радостный в Твоём саду.
Я приведу здесь целиком одно из самых замечательных стихотворений матери Марии, обращённое к Господу: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко сии насытятся…»
От жизни трудовой и трудной,
От этих многозначных встреч,
От всей земли скупой и скудной,
Что мне для вечности беречь?
Лишь голод мой неутолимый,
Погоню по Твоим следам.
Всё остальное херувиму
У врат небесных я отдам.
Войду туда с душою голой,
С одной неистовой мольбой,
Прострусь я с воплем у Престола
Сама ограблена собой.
Мне оправдаться нечем, нечем —
Но Ты меня рукою тронь,
И ринется Тебе навстречу
Изголодавшийся огонь.
У Марины Цветаевой в статье «Поэзия при свете совести» прописана мысль о поэзии переростающей «самое себя». Стихи, которые «выше поэзии», Цветаева встречала у поэтов бесхитростных, неумелых, то что она называет «у малых сил». О них нельзя судить с высот ремесла, мастерства и изящества. В них бедные рифмы, общие места, частенько смахивает на доморощенность и вдруг… взлёт на такую высоту, на какую не всегда подымется искустный поэт професионал. М. Цветаева приводит строку маленькой девочки — калеки, которая просит Бога об исцелении и стихотворение кончается словами: «Чтоб стоя я могла молиться».
К этой высшей поэзии Цветаева относит и конец стихотворения некоей безвестной монахини Ново-Девичьего монастыря:
Всё же вы не слабейте душою,
Как придёт испытаний пора
Человечество живо одною
Круговою порукой добра!
Где бы сердце вам жить не велело,
В шумном свете иль в сельской тиши,
Расточайте без счёта и смело
Вы сокровища вашей души!
Не ищите, не ждите возврата,
Не смущайтесь насмешкою злой,
Человечество всё же богато
Лишь порукой добра круговой.
Под этими стихами могло стоять имя монахини Марии (Скобцовой).
«Искусство без искуса» — говорит Марина Цветаева, «и какими средствами сделано это явно большое дело?». Стихи м. Марии именно «грешат» этой безыскусностью. Они написаны обнажённой душой, содержание и форма становились молитвой, а молитва становилась поэзией. Думаем ли мы о риторических тонкостях, когда обращаемся к Богу? Так было и у Франциска Ассизского и у Хуана де ла Круз, как во многих псалмах. Цветаева пишет: «чем проще, чем прямее — тем правдивее и лучше. Что мы можем сказать о Боге? Ничего. Что мы можем сказать Богу? Всё!»
В наше трудное переходное время растерянное человечество мечется как бы между небом и землёй, теряя почву под ногами, утрачивая смысл жизни, впадая в отчаяние. Может быть это отчаяние (которое есть одно из грехов), приводит мир к царству насилия и эгоизма, к тщетным попыткам поиска Бога? Но чаще всего эти странные поиски кончаются нахождением секты, которые обещают быстрый рецепт спасения души и тела. «Для народа нужен только Христос, я это знаю» — писала мать Мария ещё в 1914 году. Стихи её стали не только пламенем, но и свечой перед образом, тихой молитвой. Прошло 30 лет со дня её смерти, и дай Бог, чтобы лучи света поэзии м. Марии проникли и на русскую землю, родную и столь ею любимую. «Зажги свечу не ставь её под сосудом, но на подсвечник, и светит она всем в доме» — слова Христа.
Париж, март 1975 г.
