Неперемолотые эмигранты
В подмосковном Богоявленском с 6-8 ноября 2018г., по инициативе Преображенского братства, прошла Конференция «Россия между прошлым и будущим: хранители и самородки». По словам её устроителей, это размышления, начатые на конференции 2017 г. «Духовные итоги революции в России: коллективный человек и трагедия личности».
Здесь, в Богоявленском, в восстановленной усадьбе Карповых-Кривошеиных уже не первый год собираются люди разных взглядов: историки, литераторы, философы, богословы, поэты и художники. Задача конференций — на протяжении нескольких дней соединить в одном пространстве людей двух типов. С одной стороны, свидетелей, хранящих память о тех, кого мы когда-то назвали «неперемолотыми», «людьми духовного сопротивления».
С другой стороны, это те, кто напрямую связан с темой исторической памяти, но и молодое поколение, воплощение нового, свободного действия. В рамках конференции люди первого типа названы условно «хранители», а второго — «самородки». Все они приглашены к живому разговору и обсуждению.
Наше с Ксенией выступление, записанное на видео и показанное на конференции, — это взгляд людей, переживших эмиграцию. У каждого из нас разный опыт. Жизнь в Париже, СССР, Ульяновске, Ленинграде, аресты и эмиграция… а теперь после исчезновения СССР в 1990 году у нас появилась возможность бывать в России. Многие эмигранты думали вернуться, но после нескольких десятилетий жизни на Западе, очень малая часть окончательно приняла решение о возвращении на родину.
В своем выступлении мы пытаемся объяснить личный взгляд на проблему эмиграции:
Нужно ли сегодня призывать вернуться в Россию эмигрантов — потомков тех, кто был выдворен из страны незаконно? Кто может быть инициатором такой инициативы?
В чем может состоять миссия репатриантов? Что из их опыта особенно нужно России сегодня?
Почему попытки в 1990-е годы вернуть наших соотечественников из-за рубежа не поменяли ситуацию? Например, Первый Конгресс соотечественников в 1991 г. и т. д.?
Почему русские эмигранты не торопятся возвращаться жить в Россию? С какими трудностями сталкиваются репатрианты?
Может ли Россия возродиться без возвращения соотечественников из-за рубежа?
В видеоматериале, записанном нами в Париже, мы отвечаем на все эти вопросы.
Ксения Игоревна Кривошеина
Никита Игоревич Кривошеин
Париж, Франция
О русской эмиграции и вопросе репатриации
Ксения Игоревна Кривошеина: Мы с Никитой Игоревичем постараемся ответить на вопросы, заданные Вами. Эти вопросы волнуют многих и уже задаются, вероятно, с начала 1990-х годов, появилась даже целая наука — «эмигрантология». И, конечно, после падения Советов произошел настоящий прорыв, прорыв в сознании. Люди стали интересоваться своим прошлым, особенно историей, закрытыми страницами для советских людей и наконец стало возможным узнать, кто же такие эмигранты. Так вот, этот девиз знаменитый, брошенные слова «Мы не в изгнании, мы в послании…», его ведь можно понимать по-разному.
Конечно, несколько философских пароходов, отправленных Лениным на Запад, наполненных замечательными русскими писателями, философами, учеными и интеллигенцией, они как бы спасли этот пласт русских людей.
Но, что значит «быть в послании»? Что значит «быть в изгнании?». Эти вопросы ведь никогда не возникали до 1917 года. А русских людей в Европе и в Америке уже до 1917 года было очень много и не один русский человек приезжающий погостить на Запад, не думал что он эмигрант. Та же Зинаида Гиппиус, тот же Дмитрий Мережковский, Иван Тургенев, которые бывали и жили подолгу во Франции, Германии, а таких русских «путешественников — мигрантов» было много, — им не приходило в голову, по-настоящему, что же такое оказаться в эмиграции. Они были просто свободными гражданами, которые путешествовали.
Так вот, слово «эмигрант», вероятнее всего, появилось уже после 1917 года. Были, конечно, эмигранты и в Русской Империи, в некоем роде и Александр Герцен был эмигрантом, но он был особым эмигрантом, он мог вернуться в Россию (хотя рисковал арестом). Люди, которые уехали, спаслись, были высланы Советами, они были не в послании, они были в некоей самозащите, и к тому же, вероятнее всего, они хотели сохранить самих себя, свою память, язык, веру, профессии… семьи. Но для чего или ради кого — они вряд ли задумывались. Оказавшись навсегда без родины они должны были адаптироваться на чужбине, и о своей будущей миссии никогда не думали, т. е., что когда-нибудь им предстоит передать весь свой опыт новым русским людям, да еще и постсоветским людям!
После них остались замечательные произведения, после них остался целый культурный пласт, действительно перешедший к их потомкам. Потом появилась вторая эмиграция, уже военная и послевоенная. Но были ли они одержимы такой же миссией сохранить себя во имя будущих людей, которых они не знали? Они не знали и даже не надеялись, что Советы развалятся, а многие, из тех, кто уже вырос на чужбине, даже не представляли «кто же такой советский человек?». Многие из них никогда не бывали в СССР, особенно из тех русских, которые оказались не в Западной Европе, а в Аргентине, Австралии или Америке. Так вот, то, что касается Вашего вопроса, нужно ли призывать эмигрантов вернуться в Россию, в новую Россию?
Как можно заставить человека насильно вернуться?! Наверное, это невозможно сделать. Были добровольцы, которые уезжали после войны 1945года. Вот семья Никиты Игоревича Кривошеина — они добровольно вернулись в Россию для того, чтобы помочь, как им казалось, они думали, что их опыт может пригодиться в СССР. Но этот опыт оказался не очень нужным и этих людей, которых были сотни, кого посадили, кого расстреляли. Их добровольное возвращение оказалось скорей настоящей трагедией для этих людей. Они не ожидали этого. Я думаю, что Никита Игоревич может продолжить эту тему.
Никита Игоревич Кривошеин: Не надо призывать возвращаться людей эмигрировавших, но, может быть, это натянутый образ. Люди, отправлялись в обратный путь, в «реэмиграцию» по разным причинам: кто по экономическим соображениям, по каким-то духовно-политическим соображениям, решение о реэмиграции, может быть приравненное или сопоставленное с семейной парой о расходе или разводе. И редко бывает, чтобы повторный брак оказался удачным. Так и репатриация. Я сам репатриант, и позволю себе посоветовать нашим слушателям прочитать книгу «Четыре трети нашей жизни».. Это единственный мне известный правдивый рассказ о репатриации послевоенной, добровольной и о принятии советского гражданства. Это была великая и удачная пропагандистская кампания 1946 года придуманная Сталиным, и построенная на культе ностальгии тех самых пресловутых цветаевских строк 1934 года:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Она этой ностальгии поддалась и закончила свои дни ужасно в Елабуге. Не надо призывать людей к возврату. Если ампутация была, то не всегда последующая пересадка будет удачной.
Но каждая страна, скажем, каждая европейская страна очень сильна наличием у неё большой диаспоры. Возьмите пример послевоенную немецкую диаспору в латино-американских странах. Она оказалась формирующей. Возьмите пример, ирландской диаспоры ведь с нее начинаются Соединённые Штаты, английские диаспоры в Канаде и южнее. А Латинская Америка прирастала из испанской и португальской диаспоры. Так и русская диаспора, конечно, своим присутствием в Европе, в Соединённых штатах, в Латинской Америке полезна не только, что «мы в послании», нет, это кому-как, но это взаимодействие/проникновение, как кибернетическая взаимосвязь, потому как диаспоры самим своим существованием присутствуют в стране исхода и влияют на страну их приютившую.
Ксения Игоревна Кривошеина: Вы задаёте такой вопрос, почему попытка возврата русских людей в 1990-е годы не увенчалась успехом?. Почему, после того как страна открылась, Советский Союз прекратил своё существование, не случилось массовых возвратов в 1990-е годы?
Вероятно, по разным причинам, во-первых, потому, что надо вспомнить, что советская эмиграция уже третьей волны в 1970-е годы, (вплоть во 1983), это была политическая эмиграция. Она ехала на Запад по идеологическим соображениям, уезжала от преследований по политическим мотивам или это была эмиграция в Израиль, многие из этой волны были, то, что называется, «отказниками» — они уезжали по своим религиозным убеждениям. И уже к 1990-ым годам, появились люди скорей желающих выехать по экономическим соображениям. Страна была, действительно, в ужасном состоянии и, просто, многим захотелось лучше жить. Поэтому, эти люди, определим их как «четвёртая волна», оказались очень скоро, после того как исчез «железный занавес». в некотором замешательстве — ехать или не ехать? Советы развалились и путь обратно в 1990-е годы стал свободным.
Все волны эмиграции, а их было условно четыре — захотели воочию увидеть собственными глазами, а что же произошло? Потому, что люди выезжали навсегда! Люди никогда не думали, что они смогут когда-нибудь вернуться в свои родные места: Москва, Ленинград, Саратов, Киев, Минск и т. д. Им было любопытно увидеть и хотелось почувствовать эту новую страну. Но, те, кто съездил, не все решились на обратную реэмиграцию. Многие, конечно, включились в общественно — политическую жизнь того времени, которая кипела. Страна открывалась: это телевиденье, это новые публикации, вышло очень много сразу запрещенной литературы, было напечатано, огромное количество книг, которые в СССР мы могли читать только в самиздате. Но, люди съездили, кто-то многократно, даже регулярно на протяжении всех 90х годов, но мало кто прижился. Вы говорите об этом первом конгрессе «Соотечественников» — Никита Игоревич расскажет. Нас на него приглашали, но мы решили не ехать. Так вот, было очень много заманчивых и положительных перспектив в те годы, но если обернуться к цифрам, то по настоящему окончательно вернувшихся — «капля в море».
По мере приближения к 2000-м годам, стало многое изменяться и эта волна возвращенческих настроений — стала спадать. Люди вернулись в страну своего первого убежища и это для них был возврат уже «к себе». Они вернулись — кто в Германию, кто во Францию, но может быть это объясняется тем, что человек, который выехал в каком-то 1975 году на Запад, он уже за эти 15–20 лет вжился в эту страну, чисто практически адаптировался. Кто-то приобрёл специальность, у кого-то появились семьи, у кого-то появились квартиры, а когда они уезжали из СССР, у них отбиралось всё. Поэтому обратно сделать этот шаг, вернуться назад, в страну изгнания — они не решались. Люди в 1990-е годы, могли уже спокойно пересекать границы, ездить туда и сюда, возвращаться во Францию и приезжать в Россию, у них не было страха. Они уже были бесстрашны. Но зачем им было уезжать опять в страну своего детства? И эти люди, начиная с 90х стали мигрантами, а не эмигрантами.
Никита Игоревич Кривошеин: Можно вспомнить о том, как товарищ Сталин, который был человеком абсолютно неглупым, не хотел допускать обновление эмиграции. Ведь он сам в молодости был эмигрантом. А поэтому прекрасно понимал, нежелательность для Советов наличие живой, действующей и думающей диаспоры. Этим он и внохновился в своей гениальной пропагандистской послевоенной компании, и в то же время, по его приказу во Франции физически отлавливали перемещенных лиц и помещали в транзитные/репатриационные лагеря Борегар. Этой «работой» по вылавливанию занимались сотрудники советско-военной миссии, а ловили они русских людей вывезенных немцами на работы в Германию и не хотевших возвращаться после войны в СССР. Тогда же Сталин издал указ от 14 июля 1946 года о так называемой амнистии белых эмигрантов. Он понимал, что в послевоенной конъюнктуре активная, думающая, действующая белая эмиграция была бы ему не в пользу. Особенно те, кто оставался на Западе. И он гениально сумел её обезглавить этим указом, этой пропагандой, добиться добровольного возвращения нескольких тысяч людей, судьба которых описана в книге под названием Четыре трети нашей жизни[1], рассказывающая о судьбе репатриантов и то не полностью. Нет, и сейчас, полагаю, что репатриация была бы и самим репатриантам не радость, и стране не в пользу.
Добавлю утешительный момент, всё-таки, несколько тысяч белых эмигрантов, вернувшихся в сталинское СССР оставили после себя некий след. Мало кто из них сам сохранился, а многие совсем физически не сохранились, но тешу себя надеждой, что наличие их в безобразном Ульяновске (где мы пребывали), в Новосибирске, Казани, Саратове — это были основные города сосредоточения репатриантов — хотя бы их присутствие, весь их облик, вся их жизнь даже в запуганности, даже в терроре, конечно же, сократило, может быть, на неделю, может быть, на два-три дня советский режим. Можно считать, что это утешительная нотка, которую я бы хотел ввести.
Нас приглашали на первый конгресс соотечественников, но мы тогда не поехали, потому что посчитали, что это была попытка продолжения политического использования, политической эксплуатации диаспоры. Возвращение русских в 1946 и 1956 года, можно было сравнить с довоенной политикой Германии. Простите за сравнение, но будучи у власти национал-социалисты широко опирались на германскую диаспору, но видимо Томас Манн правильно сделал, что не репатрировался.
Ксения Игоревна Кривошеина: Да. Вот Вы задаёте вопрос такой что: может ли Россия возродиться без возвращения соотечественников из-за рубежа?
Я думаю, что вполне. Это моё личное мнение — потому что русские настолько талантливый народ, что несмотря на все страшные испытания, войны, посадки, красный террор — они возрождаются. Я всё думаю, а что было бы, если бы не было этого красного террора и не было Советской власти, наверное, это была бы такая супердержава, наполненная замечательными потомками, и многое пошло бы в мире по другому сценарию! Но Господь распоряжается иначе и несмотря на то, что уничтожают, а всё равно рождаются молодые прекрасные и талантливые люди. Но можно только сожалеть, конечно, что русская культура тоже подверглась селекции. Я помню, как недавно Наталья Дмитриевна Солженицына[2] сокрушалась о том, что, вероятно, происходит необратимое, что русский язык превращается в плохой русский язык, что в школах уже не тот уровень школьной программы он сужается, он уже не настолько богат. Надо сказать, что в советской школе, а я ее помню, я училась в советской школе, нас хорошо учили и даже учителя были какие-то интересные, несмотря на эту зажатость, несмотря на очень «выжатую» программу. Истории вообще не было, нам ее никто не рассказывал, потому как о настоящей истории говорить было опасно. Да и географию плохо нам преподавали, потому что как только ты трогаешь географическую карту, тут уже возникает много трудностей. Но, теперь появился Интернет, появились молодые люди, которые, всё-таки свободно читают, общаются, путешествуют не только в «мировой паутине» интернета. Можно прочитать всё, можно спокойно изучать иностранные языки, то, чего в СССР очень ограничивалось. Предпочитались люди, которые иностранных языков не знали, потому как знания другого языка могло повлечь к разным и другим размышлениям, а более того, ты начинал читать не просто запрещённые книги, а книги на других языках и тут у тебя возникали мысли.
Никита Игоревич Кривошеин: добавлю, англоговорящую радиостанцию ВВС — не глушили.
Ксения Игоревна Кривошеина: да англоговорящую «BBC» не глушили и было, кстати, ещё «Радио Ватикан», я помню, что ее тоже можно было слушать свободно. Так вот, молодые люди сейчас слушают и читают все совершенно все свободно, глушилок нет. Напомню, что в СССР была такая программа ЛИКБеза (ликвидация безграмотности). Действительно, благодаря этой программе были все грамотны, только был уровень разный этой грамотности, но поголовно всех Советская власть научила читать и писать, все более или менее знали, кто такой Толстой, Пушкин, Лермонтов. Но список имен был ограничен цензурой. Может показаться странным но после войны 1945 года, даже перестали издавать Достоевского, уж не говоря о. А. Ахматовой, М. Цветаевой, В. Набокове и др. эмигрантов. Многие кто жил в СССР преодолевали эту цензуру и самообразовывались на самиздате. Сейчас совершенно другое время! Думаю, что повторения тех страшных десятилетий не возможно! Так что я думаю и мне бы очень хотелось, чтобы русский народ обретал самих себя и изучал свою историю.
Никита Игоревич Кривошеин: Да, а наличие действующей диаспоры, думающей, публикующейся, такой какой она есть, существует не только в Европе, но она есть отчасти и в Израиле. Эта диаспора на местах очень полезна для стран другой культуры и языка. Ведь она состоит из тех людей, которые не дерусифицировались, она в изобилие присутствует в Германии, как трудовая, так и интеллигентская, её всё больше и больше во Франции, Италии. Наличие этой диаспоры есть как бы мостик обратной связи с покинутой страной. И безусловно хотя бы вот этим фактом своего наличия, своего бытия — она безусловно в пользу.
А что касается репатриации, то, конечно же, нет. Вот, мне вспоминается, как репатриировался из Цюриха Владимир Ильич Ульянов-Ленин, так лучше бы он не репатриировался! Об этом написано у А. И. Солженицына.(читай Ленин в Цюрихе)
У меня надежда на то, что вопрос возникший внутри меня в августе 1991 года, когда Советы обрушились, после десятилетий коммунистической диктатуры для страны, и я спрашивал себя: либо это для страны и народа обернется инфарктом-инсультом (после которого можно бросить курить, начать бегать и выздороветь), либо прошлое страны нужно определить как онкология, и уже с глубокими метастазами и как не лечи, ничего не поможет (то есть страну не возродить). Так вот, сейчас начало ответа на этот вопрос возникает — это был инсульт и, Господу слава, страна ожила, она жила десятилетиями в двух эмиграциях: в выехавшей эмиграции и собственной, внутренней эмиграции. И вот эта внутренняя эмиграция, которая физически спаслась в стране Советов, оказалась лечебной и чудодейственно-плодотворной. А диаспора в других странах есть только большое подспорье.
Ксения Игоревна Кривошеина: Спасибо большое Вам за приглашение поучаствовать в конференции и желаем Вам продолжения Вашей деятельности.
Никита Игоревич Кривошеин: Дорогой отец Георгий, дорогие друзья спасибо за то, что Вы нас выслушали. Ваше существование в России, для нас здесь —великое утешение, великая радость.
[1] Н. Кривошеина, Четыре трети нашей жизни,
[2] Наталия Дмитриевна Солженицына (1939) — российский общественный деятель. Вдова и ближайшая помощница писателя Александра Исаевича Солженицына. Президент созданного в Цюрихе «Русского общественного фонда помощи преследуемым и их семьям» (РОФ), более известного как Фонд Солженицына (в 1992 году фонд перенёс свою деятельность в Москву). Редактор-составитель выходящего с 2007 года 30-томного собрания сочинений Солженицына. Член Попечительского совета по возрождению Соловецкой обители, Попечительского совета фонда поддержки социальных инноваций «Вольное дело», Совета Фонда «Увековечения памяти жертв политических репрессий»
